Все еще скалясь, прокуратор поглядел на арестованного, затем на солнце, неуклонно подымающееся вверх над конными статуями гипподрома, лежащего далеко внизу направо, и вдруг в какой-то тошной муке подумал о том, что проще всего было бы изгнать с балкона этого странного разбойника, произнеся только два слова: "Повесить его". Изгнать и конвой, уйти из колоннады внутрь дворца, велеть затемнить комнату, повалиться на ложе, потребовать холодной воды, жалобным голосом позвать собаку Банга, пожаловаться ей на гемикранию. И мысль об яде вдруг соблазнительно мелькнула в больной голове прокуратора.

     Он смотрел мутными глазами на арестованного и некоторое время молчал, мучительно вспоминая, зачем на утреннем безжалостном Ершалаимском солнцепеке стоит перед ним арестант с обезображенным побоями лицом, и какие еще никому не нужные вопросы ему придется задавать.

     - Левий Матвей? - хриплым голосом спросил больной и закрыл глаза.

     - Да, Левий Матвей, - донесся до него высокий, мучающий его голос.

     - А вот что ты все-таки говорил про храм толпе на базаре?

     Голос отвечавшего, казалось, колол Пилату в висок, был невыразимо мучителен, и этот голос говорил:

     - Я, игемон, говорил о том, что рухнет храм старой веры и создастся новый храм истины. Сказал так, чтобы было понятнее.

     - Зачем же ты, бродяга, на базаре смущал народ, рассказывая про истину, о которой ты не имеешь представления? Что такое истина?

     И тут прокуратор подумал: "О, боги мои! Я спрашиваю его о чем-то ненужном на суде... Мой ум не служит мне больше..." И опять померещилась ему чаша с темною жидкостью. "Яду мне, яду!"

     И вновь он услышал голос:

     - Истина прежде всего в том, что у тебя болит голова, и болит так сильно, что ты малодушно помышляешь о смерти. Ты не только не в силах говорить со мной, но тебе трудно даже глядеть на меня. И сейчас я невольно являюсь твоим палачом, что меня огорчает. Ты не можешь даже и думать о чем-нибудь и мечтаешь только о том, чтобы пришла твоя собака, единственное, по-видимому, существо, к которому ты привязан. Но мучения твои сейчас кончатся, голова пройдет.

     Секретарь вытаращил глаза на арестанта и не дописал слова.

     Пилат поднял мученические глаза на арестанта и увидел, что солнце уже довольно высоко стоит над гипподромом, что луч пробрался в колоннаду и подползает к стоптанным сандалиям Иешуа, что тот сторонится от солнца.

     Тут прокуратор поднялся с кресла, сжал голову руками, и на желтоватом его бритом лице выразился ужас. Но он тотчас же подавил его своею волею и вновь опустился в кресло.

     Арестант же тем временем продолжал свою речь, но секретарь ничего более не записывал, а только, вытянув шею, как гусь, старался не проронить ни одного слова.

     - Ну вот, все и кончилось, - говорил арестованный, благожелательно поглядывая на Пилата, - и я чрезвычайно этому рад. Я советовал бы тебе, игемон, оставить на время дворец и погулять пешком где-нибудь в окрестностях, ну хотя бы в садах на Елеонской горе. Гроза начнется, - арестант повернулся, прищурился на солнце, - позже, к вечеру. Прогулка принесла бы тебе большую пользу, а я с удовольствием сопровождал бы тебя. Мне пришли в голову кое-какие новые мысли, которые могли бы, полагаю, показаться тебе интересными, и я охотно поделился бы ими с тобой, тем более что ты производишь впечатление очень умного человека.

     Секретарь смертельно побледнел и уронил свиток на пол.

     - Беда в том, - продолжал никем не останавливаемый связанный, - что ты слишком замкнут и окончательно потерял веру в людей. Ведь нельзя же, согласись, поместить всю свою привязанность в собаку. Твоя жизнь скудна, игемон, -- и тут говорящий позволил себе улыбнуться.

     Секретарь думал теперь только об одном, верить ли ему ушам своим или не верить. Приходилось верить. Тогда он постарался представить себе, в какую именно причудливую форму выльется гнев вспыльчивого прокуратора при этой неслыханной дерзости арестованного. И этого секретарь представить себе не мог, хотя и хорошо знал прокуратора.

     Тогда раздался сорванный, хрипловатый голос прокуратора, по-латыни сказавшего:

     - Развяжите ему руки.

                                                        М.А. Булгаков, «Мастер и Маргарита»

1. Построение романа «Мастер и Маргарита» необычно. Его называют «роман в романе». Как называется состав и последовательность расположения отдельных частей и элементов произведения?

Ответ: _________________________________________

2. В первом абзаце описано, как прокуратор Иудеи мучается от сильнейшей головной боли. Каким термином называют стилистическую фигуру, заключающуюся в последовательном нагнетании смысла («Изгнать и конвой, уйти из колоннады внутрь дворца, велеть затемнить комнату, повалиться на ложе, потребовать холодной воды, жалобным голосом позвать собаку Банга, пожаловаться ей на гемикранию».)?

Ответ: ________________________________

3. В данном фрагменте перед читателем открывается сложный и противоречивый внутренний мир Понтия Пилата. Каким термином называют подробное и глубокое изображение в литературе внутреннего мира персонажа?

Ответ: ___________________________________

4. Назовите троп, представляющий собой художественное определение, придающее описанию образность и выразительность («мутными глазами», «с обезображенным побоями лицом», «мученические глаза», «сорванный, хрипловатый голос»).

Ответ: _____________________________________

5. В основе предложенного фрагмента лежит беседа Иешуа и Понтия Питала. Как называется в литературоведении такой разговор между персонажами?

Ответ: ___________________________________________

6. Установите соответствие между персонажами романа «Мастер и Маргарита» и их высказываниями. К каждой позиции первого столбца подберите соответствующую позицию из второго столбца.

7. Как звали героя, жившего в современной М.А.Булгакову Москве, с которым в романе сопоставлен Иешуа?

Ответ: ______________________________________

С1. Что заставило прокуратора, несмотря на возникшую симпатию, принять решение о казни Иешуа?

С2. В каких произведениях русской литературы звучат библейские мотивы и в чём их можно сопоставить с произведением Булгакова?